Государыня Елизавета 4
Мандариновый омут двенадцати дней,
Возвращающий детство
И почти ощутимую плотность теней
Прошлых ёлок, прямое наследство
Коих — вот она, рядом, и только моё
Новогоднее прим-бытиё.
Ежегодное... Векторность роста волос,
Трав, морщин и событий,
Позволяет ответить на общий вопрос
О вине и разбитом корыте,
Что никак не устроит обоих слепцов,
Не согревшихся у изразцов
Чудо-печек в холодные долгие дни
Порознь, чувствуя зиму,
Обречённость хвои, немоту полыньи
В зеркалах, отражениях мнимых,
Оттого, что так часто стояли вдвоём
Там, смотря в никуда, в окоём,
Словно зная ущёрбный финал наперёд
И пытаясь остаться
В вещной памяти вместе, но зеркало врёт
Нынче, как и бумага с абзаца:
Ничего не случилось ни с нами, ни где,
Это только круги по воде
От упавшей снежинки, слезы ли, звезды —
Мимолётное нечто,
Как дыхание бога в загубник дуды,
Преломление света, сиречь, да
Наитие памяти, пегой, хромой
Камергер-потаскухи немой...
Повторяюсь в пробелах, не только в словах;
Суть вчерашних развалин
Отскальпировал сам, а не чёрт ибн Аллах,
До исподнего, жил и подпалин,
Возвращаясь к которым озяб и продрог,
Нарекая, что время — не бог,
А истец и ответчик, палач и судья,
Словом, весь серпентарий
Угрызения личности, совесть твоя,
Не калека житейских баталий —
Триумфатор-попутчик оставшихся лет
Покаяния, бога-то нет.
Пламя, пламя, терзай оконечность свечи,
Наслаждайся мгновеньем
Сущей радости жизни, метайся, влачи
Мимолётность, пока дуновеньем
Не убил нескончаемость света в огне
И в отдельно горящем окне.
Подтекает смола, отражаясь в шарах,
Сохнут мягкие иглы.
Ёлка, ты же покойник на наших пирах,
Маскарадах, попойках и играх,
Приукрашена, как в погребальном фойе
На смотрины скорбящей семье.
Ну, ещё один год, приближающий смерть,
Привыкай понемногу,
Веселясь этой ночью. Сосновая жердь
С перекладиной, гроб и дорога
На погост обязательны в каждой судьбе,
Избавлением — мне, а тебе?
Отношеньям препятствует холод ли, блажь,
Расстоянья ли, годы.
Утверждать, как и прежде, что полностью Ваш
На полях разделённой свободы —
Не могу, ибо как-то и с кем-то живу,
Существуя почти наяву
Или снится текущее мужество вен,
Не уставших доселе
Перекачивать в красное боль перемен
И акустику зябких молелен,
И, конечно же, градусность хлебной воды,
Государыня, алаверды!
Дай вам бог в жарких тропиках жить-зимовать,
Холить бренное тело.
Дай вам бог, чтоб двуспальной осталась кровать —
В нашем возрасте — первое дело.
Одиночество — слишком плохой акробат
Над манежем потерь и утрат.
Брошу камешек в дерево, вместо снежка,
Озадачив ворону:
Ну, накой в эту слякоть валять дурака,
Безнаказанно и беспардонно?
Отвалил бы кусок от застольных щедрот,
А то — камушком, гад, в новый год.
Избирательна память, но как не юли —
Бесконтрольна, зараза,
Постоянно сжигая не те корабли,
Бастионы, мосты, перелазы.
Я забыть Вас обязан был позавчера,
Исписав три-четыре пера,
Что достаточно в общем подсчёте могил,
Выяснений и правил;
Но закончить, как Пушкин А.: «Я Вас любил...»
Никакой Иисус не избавил.
(Богохульствую снова, коря божество,
А уже на носу Рождество).
Ворожили на счастье в сочельник, нашли,
Обрели, что имеем:
Два распятия пляжных, две новых земли,
При хотеньи-веленьи Емели —
Обустроить две новых судьбы из одной,
Неудавшейся и проходной.
Только щуки не водится в наших прудах,
Джинн, наверное, выпит,
Молодильные яблоки съели в садах,
А Жар-птица слиняла в Египет;
Так что, новая жизнь так вот — взял и живи
Не случилась, мон шер визави.
Серебрится рассвет над моим рождеством,
Над твоею дождливой
И бесснежной зимой, здесь такой же дурдом
Безсезонья, что ваши оливы
Будут скоро цвести в придонецких степях
На свободных моих ковылях.
Восхищаться облезлой зимой не могу,
Но поднимем бокалы
За достойный покой на твоём берегу,
Раз тебе было этого мало.
И за этого бога, которого нет,
Ну, хотя б, за евонный портрет,
Рождество всё-же... Время слагать тропари
По семейным межпухам.
А куда улетели твои снегири,
Государыня... Что-то со слухом —
Дежа вю или вправду пытаюсь понять,
Где пернатые, мать-перемать?
Где забыта надежда, в котором чаду,
Где оставлена вера
Приснопамятных страхов, прививка Манту
От ошибочных действий нукера-
Опахальщика, служки-огранщика грёз,
Где восторженный мальчик? Вопрос...
Кастанеда жуёт кастаньеты, а шпиц
Ихний трескает «Вискас».
Я уже не смотрю на прохожих девиц,
А не то, чтоб прижать и потискать
Где-то в тёмном углу — постарел, помудрел?
Воробей, переживший расстрел.
Симплиотики лингва то кламя солье
Оклаша и забавя,
Портунато направя сарон монгольфье
Палитата вольната и лавя.
Туби роз палиблёна падуя с небес:
Жита Элькаю тую и въскрес.
21.12.2011
|
