Воскресенье, господа. Традиция укореняется и слава богу, потому что, наверное, это хорошая традиция - представлять читателям раз в неделю хорошего поэта. Мы несколько отвлеклись на дела наши неправедные - политические, но не забыли о главном - создании единой территории слова. Ибо слово есть и его не может не быть, потому что слово сделало человека и слово есть человек и человек разумный. Хотя я иногда сомневаюсь. Съездили наши распиаренные, типа литераторы, на книжную ярмарку в Лейпциг, засветились и получили своё. Это не Украина, где серость доминирует и преподносится, как откровение. Успешные люди хотят получать за свои деньги литературу, а не стопку загаженной типографской краской туалетной бумаги для садового домика, да ещё и жёсткой ксероксной, причём. Даже Андрухович оскандалился, не говоря об остальных. Из 102 двух публикаций в немецкой прессе - ни одной благосклонной. Ищите в Инете, переводите в Google, нам уже не интересно. Сегодняшняя реплика Константина Скоркина на Faсebook, мол Елена Заславская признана самой скандальной поэтессой, тоже как-то не радует. Скандал-скандалом, но поэзия причём? Кто-то хочет почитать перед сном Елену Заславскую? Я не знаю такой поэтессы. В тридцать пять лет писать, как в дневнике восьмиклассницы - это, наверное, патология. Стихи.ру и банальное отсутствие гонораров испортили население. Кто понахальнее - те и выпячиваются. И бог с ними, а он не фраер. Всё всегда становится на свои места, цельное и глубокое остаётся цельным и глубоким, а пена испаряется или уходит за водой. Без всяческого сожаления, как и не было. Мне нравятся наши ресурсы. Из двух тысяч с чем-то текстов - не стыдно ни за один. Щёлкайте-щёлкайте, тишина и покой, как в библиотеке. Читаем и не ругаемся. Если и ругаемся - то на встречах с автором, лицом к лицу, как и должно, собственно, быть. Извините, заговорился. А весна, апрель, спрингтайм, время гона. Я повторяюcь, но мне всегда нравились красивые женщины и красивые стихи. А сегодня опять сошлось - красивая женщина и сильная поэтесса. Встречайте - Юлия Броварная, город Винница. Немного здесь и прошу на гостевую страницу. В течение недели Юля полностью пропишеться на наших ресурсах. А почитать есть чего, уверяю вас, дорогие мои, выдержавшие брюзжание старого солдата.
Юлия Броварная, город Винница
* * *
Только зверь и влюблённая
женщина видят тебя насквозь.
Ты не помнишь собачьей
морды, не помнишь её лица.
Сколько было зверей и
женщин, покуда ты вкривь и вкось
Эту землю топтал…Но
их взгляды длятся. Три мудреца
На арабском рынке, где
ты выбирал оружие и коня,
Говорили: от глада, от
мора, вора, воды, огня
Берегут тебя зверь и
женщина, глядя в ночую тьму.
И пока молчат по-своему
Милостивому Ему
Ни цунами тебя не
возьмёт,ни смерч, ни самум,
Намотай на ус себе,
запиши на ум.
Все глаза проглядели
в ночую тьму и дневную даль,
Вот выходит она на порог
и зверь её, и они – твои.
Потому попутными были
муссон, пассат, и мистраль,
Потому идёшь домой, о,
пресветлый царь, на своих двоих.
Потому домой идёшь.
...сколько было в пути домов,
Очагов и хлеба со вкусом
чужой земли.
Ты устал, "останусь"
- уста, отсекая, рекли, но кровь
Говорила: "Заговор,
встань!" и два взгляда тебя вели.
Только зверь и женщина
со своей ворожбой:
Ты – любим, любым дойди
невредим...
И пока не сводят с дороги
глаз, ты идёшь домой.
И пока идёшь ты, – над
ними небо и Бог над ним.
* * *
Сидеть, надкусывать
ранет, играть надменную девицу
И, слизывая сукровицу,
ладонь рассматривать на свет,
Когда в заброшенном
саду скрипят ожившие качели
И три мадонны Ботичелли
к плетёным стульчикам идут.
Седеть вискам наискосок
от поцелуев их едва ли:
Они на смерть не целовали,
но и для жизни был не срок.
Так страшен молчаливый
суд, как пыль на вековых скрижалях,
Где сказано: оса ужалит.
Где сказано: они придут.
Саднит разбитый локоток
– не вспомнить, кто так страстно вспомнил.
Земли сцепившиеся комья
– остановившийся поток.
У истлевающих цветов,
оставленных сетей паучьих
На пряжу нити брать
научат и плату стребуют за то.
Сад квит со мною, я – с
тобой. На судьбоносном гобелене
Моя ладонь в твоей
белеет и крутится веретено.
И только любый – не
любой – целует голые колени,
Запястья и глаза оленьи
и затемно уходит, но
Свидетели и палачи,
каратели и маркитантки,
Три музы, парки,
иностранки, перевиратели причин
Кладут отравленный
ранет, который я беру покорно.
Оса садится. И не больно
перегорает в небе свет.
* * *
Ноги, можливо, підуть,
але я залишусь і тоді
Там, де здіймається дим
понад садом і домом,
Де не важливо якщо ти
помреш невідомим
Там, де повітря – узвар
на ранеті й воді.
Де по дорозі ідуть
мовчазні корови,
Тонуть в тумані, а потім
рятуються звідти.
Віти, важке ніби груди
жіночії, літо
В яблука зібране, гублять
в тенетах трави.
Яблука гупають, діти
привозять дітей
То до сусіда, а то до
спустілої хати.
Добре, що майже не треба
чекати вістей,
Добре й не буде уже до
дощів пелехатих
Ані хазяїв на хуторі,
ані гостей.
Тільки старі і собаки,
а ще вайлуватий
Дурник тутешній і я –
ніби цар над царями -
Сам собі буду писати,
палити, встеляти
Постіль пустішу від
вітхозавітних пустель.
Може і ти приїжджай,
коли щось до нестями,
може й не слухай мене,
що любов – то пусте…
* * *
Вересень був – кохання
кіношне і голуби,
Вересень був помаранчевий,
був голубий.
В тебе – за графіком,
в мене був – без пуття,
Без шляхів, ниток
аріадниних, без вороття.
Все у валізу не влізе
– та й дідько з ним.
Добре не боса, а мотлох
– молохові під хвіст.
Йшов тут казкар один,
то тепер побіжу за ним
Зорі шукати в калюжах
і попід тином зміст
Свого такого-сякого
щасливого майбуття,
Що вироста, мов вірші,
знали б з якого сміття!
Доки буденність пише
нас у щоденник тижня,
Нижні і верхні чакри
змішує чорнокнижно,
Я засинаю груба, а
прокидаюсь – ніжна,
Просто луску знімай і
клади під ніж – най
З нотою «ми» на пробитій
гачком губі
Поглядом заклинаю: не
відпускай – люби.
Жертва шукає ката, риба
– рибалку. В юрбі
будь-якій вибір зупиниться
на тобі.
Жовтень жене пожовкле
листя чужих листів,
Я не знімаю пошту, бо
забуваю айді.
Діти, в Сіті заплутані,
мо втечемо від грози
На піднебіння Всесвіту,
де зійшли Терези.
|