С
любовью дата подпись и ещё
…А
солнце приближается к нулю и смерть уже
шмонает всех на входе… И в этом беспощадном
хороводе, я, успевая, только говорю:
«Кино и немцы…
я
тебя люблю…»
Далёкий
свет заточенной звезды, так - по горошку
в каждое окошко
накрошит.
Небо… брось свои бразды… чтоб как-то
быть… не портить борозды… по разному
– и долго и немножко. По левой и по
правой… пары щёк вполне хватает, чтобы
расплатиться, потом в награду – над
письмом склониться: «С любовью, /дата
подпись/ и ещё…»
Я
спрашивать хочу, не отвечать… Пугать
страшней, чем плакать и пугаться, болеть
от вентилятора, скучать, в глухом хвосте
очередей теряться, чтоб вдруг, как пёс,
подорванный на свист Хозяина, не
вывернуться ловко… /здесь не причём –
удача и сноровка и мало помогает
перековка… и кальций… и алтейка… и
морковка…/
Уходит
дар. Седеет пианист.
На
тумбочке вспухает полировка…
От
безразличья – плакать? Психовать? В
режиме: «мало… мало… мало… мало…».
Горит ночник и слабого накала хватает
только чтоб не растерять углов, а дальше
все, как и бывало…
Впитавшую
и жизнь и смерть кровать не удивишь
пуховым одеялом.
Лелеять…?!
Перекладывать вину?! На мифы и легенды…
и приметы… Так заново не полюбить жену,
хотя роднее никого и нету, а значит рок
уже оповещён и по сараю – «не было» и
«было…»
Вспухает
фиолетовым чернило: «С любовью… /дата
подпись/ и ещё…»
Ну,
некому прийти, сказать: ПОРА! Угомонитесь,
песни ваши спеты!
ВСЁ
ПЛОХО.
ДА!
Согдийская
жара…
Неурожай
ни памяти, ни лета…
Неймётся?
Так приляг себе и спи…
-
/как
совесть и как тузик на цепи,
когда
жара и некого облаять…/
-
Но
вечно ждёшь… ждёшь, то чудес, то мая…
Какую
здесь копилку не копи, а спросят, ты –
свободен? Ты крещён?
Ты
беден? …ну и всякого до кучи…
Мой
листик в лёгкий самолётик скручен…
-
С любовью,
/дата подпись/ и ещё -
свалить
бы далеко… аля-улю… Полгода жить на
проданную почку…
Полгода,
это – как? Не в одиночку?
Кино
и немцы….
-
Я
тебя люблю.
/и
в принципе, на этом можно точку/
|