* * *

Сколь же Ты бесхребетна, Родина. И глупа.

Хоть и дурь – беспредметна, вроде бы, но – слепа.

Вроде ж только что смыли кровушку с алтарей,

Остудили молитвой злобушку лагерей.

Так неймётся ж Тебе, родимая, без кнута,

Вновь – по кругу, опять галимая маята.

Беспардонная, легковерная в суете,

И в наивности беспримерная, и в тщете.

По раздолбанной, по накатанной колее,

Разве что – не в рванине латанной, а в белье.

Сбросив суетно ржой побитые железа,

Срам напялила на немытые телеса.

Проститутка, прости мя, Боженька. Чисто – блядь,

Хоть родней без Тебя дороженьки не сыскать.

Бесхребетная, беспардонная, но – моя,

Крови, пота купель бездонная – по края.

Мать, не мать. Вроде и не мачеха. Так, родня.

И футболишь как шарик мячика ты меня.

Не взяла, как дар, шашку с пикою, от кровей,

Погнушалася силой дикою сыновей.

Захотела добром да ласкою. Да теплом.

Ныне ходишь уже с опаскою напролом.

Не впервой, Тебе, горемычная, так решать,

Дело, знамо, уже привычное - ублажать.

Только что-то не видно, мамка-то, мужика,

Что ножом не взрезал бы лямку-то, сподтишка.

Справно горюшко губим мытное – до сих пор:

Коль не сдюжает челобитная, то – топор.